Старые проблемы «сильного» государства в новом формате

	0
	1
	2
	3
	4
	5
	6
	7
	8
	9
	10
	11
	12
	13

В послесоветский период развития России многие из вышеуказанных проблем и структурных диспропорций в экономике не были преодолены. Более того, несмотря на формальный отказ политической власти от коммунистической идеологии, понимания теоретических ошибок «единственно верного учения»¹⁸⁷ не достигнуто, и они продолжают оказывать негативное влияние на процесс принятия политических решений и практику государственного регулирования экономики. Не наблюдается у представителей государства и понимания либеральных принципов, не говоря уже об их критическом осмыслении и преодолении существующих недостатков современного либерализма.

Прежде всего, это касается определения роли и задач государства в вопросах денежной эмиссии, в обеспечении развития банковской системы и условий эффективного функционирования современных денег. В последнее время в российской экономической литературе, в правительственных и иных документах стали широко использоваться термины «реальная экономика» и «реальный сектор экономики». Отметим, что если в западноевропейских странах эти термины используются при определении количественных параметров денежной массы, которая рассчитывается с учётом денежных обязательств коммерческих банков перед представителями реального сектора экономики,¹⁸⁸ то в России они приобрели несколько иной оттенок и стали рассматриваться как синоним отраслей материального производства. При этом представители государства вновь говорят о том, что вначале нужно обеспечить рост производства, «реального сектора экономики», а уже на основе этого решать социальные задачи. Иными словами, вновь даёт о себе знать ошибочный марксистский тезис о том, что только труд в сфере материального производства является производительным. В результате банковская и финансовая деятельность, а вместе с ними наука, здравоохранение и образование вновь начинают рассматриваться в качестве «нереального» или «виртуального» сектора экономики, проблемам которого государство уделяет внимание «по остаточному принципу».¹⁸⁹ Если такой подход и отношение к понятию «реальная экономика» окончательно возобладают в экономических воззрениях наших политиков, то неизбежным результатом будет воссоздание новых и сохранение ныне действующих структурных диспропорций в экономике страны (что, к сожалению, можно уже констатировать как свершившийся факт).¹⁹⁰ При этом забывается, что основными качественными показателями экономического развития являются не уровень добычи нефти, не объёмы производства машин и оборудования и не темпы роста валового внутреннего продукта, а совершенствование способностей и расширение возможностей человека как социальной личности, уровень разделения труда в обществе, свобода экономической деятельности.¹⁹¹

Необходимо также учитывать тот факт, что сохраняющиеся глубокие структурные диспропорции усугубляются негативными последствиями, связанными с неравноправным положением покупателя-потребителя по отношению к продавцу-производителю. Дело в том, что эффективного механизма и условий свободного перелива и перераспределения ресурсов между различными отраслями экономики создано не было. Многие государственные монополии были фактически заменены частными, что при фактическом торпедировании государственной властью процессов формирования полноценной банковской системы и финансовых рынков создало дополнительные преграды на пути изменения структуры экономики и экономического роста (прежде всего, его качественных показателей). Одновременно малый и средний бизнес, едва зародившись, был подвергнут административному и экономическому удушению. При этом диктат «естественных» и квазимонополий, тесно связанных с представителями государственной власти (в ущерб интересам общества), дополняется монополизмом на продуктовых и региональных рынках, который связан с криминализацией экономики (в том числе с помощью правоохранительных органов власти). При этом возрастает обособление рынков, которое и ранее было отличительной особенностью российской экономики. Этому способствует и рост транспортных издержек, обусловленный диктатом всё тех же монополий. В результате единый национальный рынок имеет тенденцию к распаду на множество локальных рынков с разнообразными проявлениями регионального монополизма. Конкуренция, которая должна являться естественным регулятором объёмов и структуры производства товаров и услуг, их ценовых пропорций на различных сегментах российского рынка, крайне низка: вся страна (не без помощи государственных структур различного уровня) фактически негласно поделена крупнейшими компаниями, финансово-промышленными группами и криминальными структурами на «сферы влияния».¹⁹² В такой ситуации динамику цен часто определяет элементарный картельный сговор или другие широко известные формы монополистического ценообразования (например, «гонка за лидером»), в которых роль «первой скрипки» часто играют представители самого государства. Всё это дискредитирует само понятие и сущность рынка, рыночных принципов социально-экономического развития.

В этих условиях достаточно много вопросов вызывала и провозглашённая в Послании Президента  В. В. Путина 2003 года и подтверждённая им в Послании 2004 года задача удвоения валового внутреннего продукта (ВВП). Почему было предложено удвоить ВВП, а не увеличить его, скажем, в полтора или три раза? Кто реально подсчитал уровень фактического и возможного использования научно-технического и экономического потенциала России¹⁹³ в случае принципиального изменения налоговой, таможенной и денежно-кредитной политики государства? Производились ли такие расчёты вообще? Поскольку вразумительных ответов на эти вопросы не существует, создаётся впечатление, что все расчёты Правительства, касающиеся перспектив повышение показателя ВВП, основываются главным образом на благоприятной динамике мировых цен на нефть и другие сырьевые ресурсы, на прогнозах увеличения стоимости российского экспорта.¹⁹⁴ Однако даже если за счёт этих факторов поставленная задача удвоения ВВП¹⁹⁵ и будет выполнена, то при сохранении существующих экономических диспропорций в экономике, экономической деградации целых отраслей и регионов это не будет свидетельствовать об экономически обоснованной деятельности и политике государства. Кроме того, необходимо учитывать, что такой синтетический статистический показатель экономического роста, как ВВП, имеет ряд недостатков, не позволяющих его использовать в качестве надёжного, а тем более единственного индикатора социально-экономического развития общества. Как известно, он может рассчитываться тремя методами: во-первых, на основе данных о доходах, во-вторых, — расходах, в-третьих, — по данным о размерах добавленной стоимости. Причём показатели размеров ВВП, рассчитанные на основе указанных трёх методов, достаточно существенно отличаются друг от друга, в том числе по причине различного «захвата» данных о размерах теневой экономики. При этом нерешённым остаётся вопрос и о нахождении абсолютно надёжного дефлятора ВВП для вычленения инфляции, отражения его реального (а не номинального) роста.¹⁹⁶ В результате в условиях, когда от Правительства требуется отчитаться о выполнении задачи, поставленной Президентом, подсчёты размеров ВВП могут оказаться ярким подтверждением определения статистики как лжи в кубе, что само по себе затруднит принятие Правительством экономически обоснованных политических решений.¹⁹⁷ Не следует забывать, что в своё время, теряя чувство реальности, политическое руководство СССР стремилось вдохновить «подшефный народ» и повысить свой авторитет путём определения и установления светлых горизонтов: то коммунизм к 1980 году построить, то каждой семье к 2000 году отдельную квартиру или дом дать. С этих же позиций население начинает оценивать и лозунг удвоения валового внутреннего продукта. Причём с идеологической точки зрения данный лозунг существенно уступает тем, которые выдвигало советское руководство. В отличие от них он непонятен значительной части населения страны. Не удивительно в этой связи, что практически сразу после выдвижения задачи удвоения валового внутреннего продукта Президентом  В. В. Путиным появились саркастические сравнения аббревиатуры данного показателя и инициалов Президента.¹⁹⁸ Всё это говорит о том, что государством игнорируется тот факт, что, с одной стороны, уровень социально-экономического развития, богатство страны определяются качеством уровня жизни людей, а с другой, повышение уровня жизни людей является необходимым условием роста её экономического благосостояния.

В результате, несмотря на различные заверения представителей Правительства, на деле государственная власть в России оказывается мало заинтересованной в чётком функционировании рыночных институтов, что предполагает, в частности, обеспечение гарантии реализации принципа равных прав. Одна из причин этого заключается в том, что политическая элита (с достаточно частой ротацией своего состава), похоже, не до конца исчерпала jus primae noctis¹⁹⁹ переходного периода, связанного с приватизацией государственной собственности, проводившейся по принципу: приватизирую то, на чём «сижу».²⁰⁰

Поэтому, вероятно, для нашей политической власти и остаётся актуальным китайский лозунг: «Улучшили бы Вы дело управления, государь!», который, к сожалению, пока находит своё проявление только в поставленной задаче укрепления вертикали власти и усилении государства.²⁰¹

Теории и дискуссии на тему сильного государства, как правило, всегда возникали и возникают в ситуации фундаментальных преобразований, радикального разрыва с привычной повседневностью, когда крайне затруднено само социальное конструирование реальности. Считается, что сильное государство уважают и боятся одновременно. Вместе с тем давно известно, что апелляции к страхам создают благоприятные условия как для захвата власти, так для её удержания. Представители государственной власти прекрасно понимают, что причины человеческого страха уходят в глубины бессознательного, иррационального. Страх — это то, что мы унаследовали от животного мира, реакция живых существ на опасность и угрозу. Не случайно, китайский иероглиф «zhu-chen »имеет не только значение «государь и подданные», но и выражает восклицание испуга или изумления. И государственной властью нередко эксплуатируется человеческое чувство страха, причём, как правило, одновременно с чувством надежды. Страх как боязнь насилия и надежда, что этого насилия не будет, — они всегда идут рядом друг с другом. Метод «кнута и пряника» является универсальным средством для реализации целей насилия. Поэтому государственные структуры, стремясь сохранить свою власть, либо пытаются скрыть различные опасные для жизни людей явления и события (как, например, Чернобыльскую катастрофу), опасаясь (и не без основания) не столько негативных последствий массовой паники для самих людей, сколько возможности использования панического страха в обществе для смены политического режима. Либо наоборот, культивируют этот страх (если его происхождение не может быть непосредственно связано с деятельностью данной политической власти, как, например, международный терроризм)²⁰² для сохранения и усиления своего влияния в обществе.²⁰³

Во многом с эксплуатацией государственными структурами психологических факторов страха и надежды и связано распространение идеологии сильного государства как необходимого условия для граждан рассчитывать на получение, по крайней мере, того биологического минимума, который необходим им для проживания. Однако у идеи сильного государства всегда имеются как сторонники, так и противники. Среди последних находятся не только приверженцы либерализма, но и те, кого устраивает ситуация политической и правовой неопределённости в стране и кто использует либеральные принципы для достижения собственных эгоистических интересов, например личного обогащения. Этот факт обеспечивает сторонникам «сильной руки» возможность обрести поддержку со стороны широких слоев общества.²⁰⁴ При этом укрепление государства, повышение уровня управляемости общественными делами преподносится одновременно с утверждениями о том, что «сильное государство обязательно должно быть правовым государством». Однако те, кто попадается на удочку этого красивого лозунга, поддерживая идею сильного государства, часто не осознают того, что фактически являются сторонниками не силы права, а «права сильного» в исполнении политической власти, действующей по формуле: «победителей не судят».²⁰⁵ За обоснованием необходимости сильного правового государства, как правило, стоит попытка легитимации наиболее грубых и жестоких форм государственного насилия под прикрытием утверждений, что закон един для всех, и даже если закон плохой, то он всё равно закон и его необходимо соблюдать.²⁰⁶ С этой точки зрения иначе как софистическими нельзя назвать рассуждения некоторых российских авторов о том, что в сегодняшней России нельзя отступать от принципов сильного правового государства, хотя сформировались и получили развитие далеко не все его свойства и качества, а «значительная часть его компонентов пока ещё только декларируется…».²⁰⁷ Подобная постановка вопроса может лишь увековечить злободневность старых русских пословиц, таких, как «закон паутины: шмель проскочит, муха увязнет», «закон, что дышло, куда хочешь, туда и воротишь»²⁰⁸ и т.п.

Иммануил Морис Валлерстайн

Вопрос о сильном государстве необходимо соотносить, прежде всего, с возможностями экономического развития страны, создания условий для наиболее полного проявления предпринимательской инициативы (в лучшем понимании этого термина), накопления капитала, роста объёмов и расширения структуры производства товаров и услуг. Если процесс формирования сильного государства сопровождается мерами по ограничению предпринимательской инициативы, свободы творческой и экономической деятельности граждан, сочетается с неоправданным вмешательством государственных структур в их жизнь, то от этого страдает легитимность государственных структур как органов порядка. Иными словами, в обществе ставится под сомнение именно «правовой» характер сильного государства. Как справедливо подчёркивает И. Валлерстайн, это имеет своим следствием «издержки, как в экономическом плане, так и в плане безопасности, что в свою очередь будет питать ещё большее обострение напряжённости, за чем последует дальнейшее ослабление легитимности государственных структур».²⁰⁹ Симптомами подобного положения дел являются и существенно возросшее чувство незащищённости членов общества, их озабоченность преступностью, немотивированным насилием, грубостью и жестокостью органов государственного правопорядка, невозможностью добиться справедливости в судебной системе и т.д. Эти симптомы можно рассматривать как форму проявления хаоса в государственной системе и показатель истощения ресурсов данной политической власти, изношенности механизмов обеспечения не только безопасности общества, но и самого государства, правящих элит.

В современной российской действительности это проявляется ещё и в том, что, с одной стороны, само государство превращается в самого крупного бизнесмена. А с другой стороны — от бизнеса требуется выполнение социальных функций. Но тогда возникает вопрос: а где государство? В чём заключаются его задачи, функции и ответственность? Представители государства говорят предпринимателям — нужно делиться. Но государство уже само определило принципы деления в рамках своей налоговой, таможенной, тарифной и денежно-кредитной политики. А как ещё можно делиться? С кем, за что и по какому принципу делиться?²¹⁰ В ответ на эти вопросы иногда можно услышать, что бизнесменам вместо того, чтобы буквально читать то, что написано законодателем, нужно понимать то, что законодатель имел в виду, когда создавал эти законы.²¹¹ В результате оказывается, что писаный закон на самом деле не для всех, а только для избранных.²¹² При этом вопрос о полной неэффективности налоговой системы, нерациональном использовании бюджетных средств, общей контрпродуктивности финансовой, таможенной и денежно-кредитной политики, препятствующей экономическому росту, что, кстати, ограничивает и размеры налогооблагаемой базы, а следовательно, — бюджетных поступлений, отодвигается на задний план. В качестве виновников бедственного экономического положения наименее социально защищённых слоев бюджетников и пенсионеров определяется не само государство, а нерадивые и нечестные налогоплательщики: от мелких бизнесменов до олигархов.²¹³ Причём тот факт, что первые при такой политике государства фактически подвергаются удушению, а вторые являются порождением самой политической власти, без поддержки которой их существование оказывается проблематичным (и те, и другие являются источником внебюджетных поступлений и незаконных доходов представителей различных властных структур), также остаётся в тени.

Ханна Арендт

Отсюда получается, что сама власть не стремится выполнять свои функции, забывает о своей ответственности и при этом не учитывает ограниченный объём своего ресурса при продолжении такой политики. Игнорируется аксиома, согласно которой мощное и сильное государство без наличия реальной рыночной экономики, свободы конкуренции и демократических институтов — это тоталитаризм, который в конечном итоге ведет к разрушению государственных структур и государственных территориальных образований.²¹⁴

--- часть вторая ---

Успешное развитие общества и обеспечение политической стабильности в стране невозможно, в случае если государство противодействует реализации обоснованных потребностей экономических субъектов, возможностей человека как социальной личности, а государственные и общественные интересы отождествляются с интересами представителей государственной власти. Тем не менее наивно полагать, что возможно появление такого государства, которому будет привит иммунитет от того, чтобы не отождествлять свои интересы, а также амбиции политических лидеров с интересами общества, и которое интересы личности будет ставить выше собственных интересов. Как мы уже отмечали, это противоречило бы самой природе государства …