КОРРЕКТИРОВКА ОРИЕНТИРОВ
ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
как условие формирования
адекватной антикризисной стратегии
НА ПРОТЯЖЕНИИ ПОСЛЕДНИХ ПЯТНАДЦАТИ ЛЕТ периоды обострения политической напряженности и экономической нестабильности в нашей стране неизменно сопровождались усилением интереса к проблематике гражданского общества. При этом возникала потребность найти противовес идеологии государственного диктата, своего рода противоядие от религии государственной вседозволенности и социальной безответственности властных структур.
Вместе с тем, та обстановка, которая возникла вокруг понятия «гражданское общество» вызывает определенные удивления и не прибавляет оптимизма в отношении перспектив изменения к лучшему социально-политической и экономической ситуации в России. Дело в том, что в этом вопросе наблюдается не просто «теоретический плюрализм», но, можно сказать, и особого рода научная амнезия, усугубленная идеологическими наслоениями и политическими пристрастиями. Когда анализируешь многочисленные современные концепции гражданского общества, создастся впечатление, что их авторы имеют достаточно смутное представление об имеющемся теоретическом «наследии» в этой области и разрабатывают свои конструкции без учета опыта предшественников, не только повторяя допущенные ими ошибки и алогизмы, но и нагромождая новые. Более того, когда различные термины используются без какого-либо учета их первоначального значения и смысла, это способствует появлению дополнительной неразберихи, как на уровне политической теории, так и практической политики.
На это указывает общий разброс мнений по поводу концепции гражданского общества. На одном полюсе «гражданское общество» характеризуется как чуждая национальным интересам России идеологическая конструкция, направленная на люмпенизацию населения страны[1]. На другом — «гражданское общество» рассматривается чем-то вроде комитета общественного спасения, призванного объединить так называемый «независимый бизнес, свободную прессу, общественные организации и партии»[2], или даже возвеличивается до уровня некой надгосударственной структуры. Промежуточное положение занимают концепции, утверждающие, что тот порядок, который обязано поддерживать и реализовывать государство на своей территории, должен определяться потребностями развития гражданского общества. Однако подобные рассуждения фактически сводятся и ограничиваются проблемами развития демократических процессов и процедур. При этом очень часто за скобками остаются сущностные характеристики самого государства, а выстраиваемые модели гражданского общества, по существу, идеологически ориентированы на идеализацию образа так называемой «западной демократии».
В этой связи нелишне будет кратко напомнить историю появления термина «гражданское общество», который не является «новым словом в науке», как это пытаются представить некоторые авторы. Начнем с того, что первоначально в политической философии термины «государство» и «гражданское общество» не только не противопоставлялись друг другу, но использовались в качестве взаимозаменяемых понятий. Гражданское общество определялось как объединение граждан, то есть как общество, организованное в виде государства. Такой подход можно обнаружить уже в «Политике» Аристотеля (384–322 д.н.э.), который определяет государство как общность граждан, или как «политическое общение граждан». При этом граждане называются им «общниками государства» и членами «гражданской общины», а понятие «политическое общение граждан» используется в значении «государственный строй»[3].
Вместе с тем при характеристике идеального (наилучшего для блага граждан) государства Аристотель подразделял всех граждан на полноценных и неполноценных. К первой категории граждан Аристотель относил только тех из них, кто не занимается физическим трудом. Именно эта категория граждан называется у него «в полном смысле справедливыми», и именно эти полноценные граждане обладают у него всей полнотой гражданских прав. Полнота гражданских прав означает не только возможность участия в выборе представителей государственной власти, но на практике занимать государственные должности. Таким образом, только полноценные граждане по существу и составляют у него государство или гражданскую общину: лишь они занимаются «политическим общением». При таком подходе в число неполноценных, или «условно справедливых граждан» попадает значительная часть населения. Аристотель отказывает в полноте гражданских прав всем ремесленникам (к числу которых он относит также профессиональных художников и музыкантов), торговцам и земледельцам (не говоря уже о рабах)[4].
Сегодня отдельные социологи и политологи, выстраивая свои концепции гражданского общества, подкрепляют их ссылками авторитет Аристотеля, используя выдернутые из его трудов отдельные цитаты. При этом, как правило, пытаются доказать тождественность терминов «политическое общество» и «гражданское общество», но исключить из этого тождественного ряда понятие «государство», которое при таком раскладе неизбежно «повисает в воздухе».
Другие авторы, возможно, сами не осознавая этого, разделяя понятия «государство» и «гражданское общество», по существу, воспроизводят аристотелевский подход к делению граждан. Те, кто у Аристотеля считались «условно справедливыми» или условно полноценными гражданами, в новых теоретических конструкциях получают своего рода утешительный приз за отказ от претензий на государственную власть в виде включения их в состав негосударственного «гражданского общества». При этом вопрос о сущности и функциях самого государства в значительной степени остается открытым.
Заметим, что аристотелевский подход к разделению граждан еще в начале XVII века отвергнул и родоначальники концепции государства как общественного договора. Вместе с тем авторы и сторонники указанной концепции (Т. Гоббс (1558–1679). Дж. Локк (1632–1704), Ж.-Ж. Руссо (1712–1778) и др.) использовали термины «гражданское общество», «политическое общество» и «государство» как категории одного порядка[5]. Кстати, именно благодаря авторам теории договорной природы государства, понятие «гражданское общество» в течение двух веков активно использовалось в лексиконе политической философии. Кроме того, они ввели в научный оборот термин «политическое тело», которое Т. Гоббс использовал в качестве синонима государства и гражданского общества, называя его также искусственным организмом и Левиафаном.
Первым из философов, кто несколько расчленил понятия «государство» и «гражданское общество», был Г. Гегель (1770–1831). Но разделил он эти понятия лишь с точки зрения этапов реализации так называемой высшей или абсолютной идеи государства, проявляющейся, по его мнению, в процессе самопознания и самореализации абсолютного духа. Сущность государства определялась Гегелем в таких формулировках как «действительность нравственной идеи», как «нравственный дух», как высшая идея, как воплощение разума (главным носителем которого называлась философия) в жизни человечества. По Гегелю, «гражданское общество» отличается от высшей идеи и сущности государства тем, что на этапе его существования еще не сложилось внутреннее органическое единство, еще не появилось «политическое тело», поскольку это «тело» еще раздирается противоположными интересами частных лиц и социальных групп. Гегель называет гражданское общество «внешним» (а не внутренне единым) государством, вводя в оборот новое определение — «государство гражданского общества». При этом им признается правомерность отождествления понятий «государство» и «гражданское общество», но только в том случае, если под государством имеется в виду единство лиц, рассматриваемых просто в виде общности, а не в качестве «субстанционального единства», сравнимого с органическим телом[6].
Таким образом, у Гегеля отсутствует знак равенства при сравнении гражданского общества с высшей идеей государства. Но этот знак равенства ставится им между гражданским обществом и тем государством, которое пока сложилось в действительности. Вместе с тем в трудах Гегеля, опубликованных после его смерти на базе конспектов его лекций, имеются отдельные формулировки, которые в отрыве от контекста при желании могут использоваться в качестве доказательства обратного. Например, у Гегеля существует определение гражданского общества как «дифференциации», выступающей между семьей и государством. При этом отмечается, что гражданское общество, разрывая узы семьи, предстает в качестве всеобщей семьи и системы всеобщей взаимозависимости, а «величайшим принципом» гражданского общества называется свобода. Одновременно Гегель, используя одно из умозаключений Аристотеля (о том, что «первичным по природе является государство по сравнению с семьей и каждым из нас; ведь необходимо, чтобы целое предшествовало части»[7]), утверждал, что развитие гражданского общества начинается только после появления государства.
Ряд современных авторов, характеризуя понятие «гражданское общество», по существу, воспроизводят подобные гегелевские формулировки. При этом одни указывают, что это понятие имеет значение лишь для эмпирического описания организованных групп, действующих в пространстве между государством, с одной стороны, и семьей и индивидуумом — с другой. Другие — определяют гражданское общество просто как «совокупность всех способов взаимодействия и форм объединения людей, в которой выражается их всесторонняя зависимость друг от друга»[8]. Но все эти определения мало что проясняют. Они лишь являются хорошей иллюстрацией для известной поговорки о том, что «новое — это хорошо забытое старое».
Причины того, что «старое» оказалось «забыто» были отчасти связаны с распространением идей О. Конта (1798–1857), в соответствии с которыми идеальное устройство человеческого общества может произойти, если оно будет научно организовано. Для этого во главе общества должна была оказаться корпорация ученых-социологов, которые смогут обеспечить и поддерживать необходимую кооперацию частных сил и их направление к общей цели, подавляя возникающие в «общественном теле» пагубные стремления к раздробленности и противоборству идей, чувств и интересов. Однако этой корпорацией ученых не «присваивалась» государственная власть в традиционном ее понимании. Нормальное устройство общества, определенное как «социократия», базировалось, по Конту, на принципе обязанности, а не права. Оно должно было иметь нравственное, а не юридическое основание. В этой связи термины «политическое общество» и «гражданское общество» отбрасывались как ненужные и не соответствующие пониманию научной организации общества.
Еще более весомую роль в устранении из научно-политической лексики понятия «гражданское общество» сыграли К. Маркс (1818–1883) и Ф. Энгельс (1820–1895), которые в своих теоретико-идеологических концепциях также провозгласили идею принципиальной трансформации и уничтожения государства[9], но по отличным, по сравнению с Контом, основаниям.
Политические последствия распространения марксистской теории привели, правда, не к уничтожению идеи государства, а к обоснованию и воцарению деспотической государственной власти, названной «диктатурой пролетариата». В дальнейшем произошла очередная идеологическая мистификация понятия «государство» путем прибавления к этому термину дополнительных эпитетов (капиталистическое, социалистическое и т. д.), которым соответствовали одноименные определения общества. В этих условиях, термин «гражданское общество», естественно, оказывался не только ненужным, но и идеологически вредным.
По существо, возвращение из небытие термина «гражданское общество» в общественно-политическую и научную лексику произошло только после крушения СССР и прекращения так называемого идеологического противоборства двух систем (социалистической и капиталистической). И, как мы видим, к этому времени данный термин оказался настолько забытым, что его воскрешение привело к появлению многочисленных интерпретаций значения гражданского общества, практически не имеющих никакого отношения к его первоначальному смыслу. При этом забвение основ и противоречий политико-философских концепций прошлого неизбежно вызывает воспроизводство внутренне присущих им недостатков.
Не случайно до сих пор невыясненной предстает природа государственной власти, условия ее появления и сохранения, а также устройство правовых отношений как средства осуществления справедливости, а не способа сохранения социальных привилегией тех, кто имеет власть устанавливать положительное право в обществе.
Нераспознанными оказываются социальные основы права, которые далеко не ограничиваются темой положительного, или позитивного права.
Решение этих вопросов требует уточнение и корректировку не только значения гражданского общества, но и понятия общественного развития. Если говорить о так называемой естественной стороне данного процесса, то он предполагает формирование условий для постоянного раскрытия эмпирически неопределенной величины разнообразных физических, интеллектуальных и умственных возможностей, заложенных в человеке. Данное положение в той или иной степени разделяется многими учеными. Вместе с тем из поля зрения часто выпадает тот факт, что этот процесс оказался бы невозможным без готовности одних членов общества вносить больший вклад в создание материальных и духовных благ, чем они получают или могут получить в тот или иной конкретный период времени от других его членов. Иными словами, социальное развитие возможно только при наличии и расширении различных форм кредитных отношений в обществе[10].
С этой точки зрения, если выявлять естественный закон социальной жизни, то таким законом необходимо признать наделение именно кредиторов общества определенными правами и привилегиями. Понятно, что появление указанных прав одновременно предполагают естественное принятие па себя должниками соответствующих обязательств. Еще раз отмечу, что социальное развитие стало возможным по причине того, что одни люди, обладая более высокими способностями и реализуя их на практике, по собственной инициативе стали делиться результатами своей деятельности (включая знания и опыт) с другими, удовлетворяя их потребности. Взамен они могли получать лишь обязательства в виде признания их прав как кредиторов. Вполне естественная норма социальной жизни заключается в том, что только за тем человеком может признаваться право требовать удовлетворения своих потребностей за счет других людей, кто принимает на себя в ответ соответствующие обязательства или предварительно обеспечивает результатами своей деятельности удовлетворение чужих потребностей.
Таким образом, понятие «кредитор» предполагает признание его вклада другими членами общества в виде наделения определенными правами, форма фиксации которых может быть различной. Один из механизмов фиксации данных прав связан с возникновением института вождей племен, старейшин и жрецов, в последующем трансформировавшегося в государство. Логично считать, что именно больший по сравнению с другими людьми вклад в жизнеобеспечение и существование племени или рода позволил выделиться соответствующей группе вождей и старейшин. Естественное признание прав данных людей, оказавшихся кредиторами общества, и происходило в виде наделения их определенными атрибутами и символами власти.
В той или иной форме данное положение отчасти признавалось, хотя не находило развитие, авторами различных философско-политических концепций. Но никто из философов не учитывал, что другим важнейшим способом фиксации и реализации прав кредиторов стал институт денег, предоставивший их держателям право на получение тех или иных товаров или услуг. К сожалению, кредитная природа денег и необходимость рассмотрения их в качестве инструмента обеспечения социальных прав кредиторов до сих пор не осознается. Хотя всем очевидно, что деньги предоставляют своим держателям вполне определенные права, тем не менее, сохраняется представление о них как о иском, пусть и особом или даже условном, товаре, обладающим абстрактным качеством всеобщего эквивалента.
Поясним, что абстрактное понятие «всеобщего эквивалента» вынужденно возникло в теоретических конструкциях, исходящих из ложных представлений о возникновении денег из товарообмена, а не в результате развития кредитных отношений как инструмента фиксации прав кредиторов. Из поля зрения философов и экономистов выпал тот факт, что именно благодаря своей кредитной основе деньги стали активно использоваться в качестве инструмента обмена[11]. Путем формирования общей формы кредитных инструментов и инструментов обмена происходило признание (не всегда осознанное) различными членами общества своей потребности и зависимости от результатов деятельности друг друга, а следовательно, взаимное признание прав и обязанностей, включая право частной собственности. При этом появление денег, в свою очередь, способствовало расширению кредитных отношений, росту производства товаров и услуг, а также формированию механизмов и условий дальнейшей интеграции социума по горизонтали[12].
Таким образом, для обеспечения условий социального развития и адекватного функционирования социального механизма в процессе взаимодействия членов общества возникает осознание необходимости наделения кредиторов определенными правами, признаваемых должниками. Эти права должны были фиксироваться и закрепляться в определенных формах. Можно считать, что в обобщенном виде социальными инструментами фиксации и реализации данных прав и обязанностей оказываются государство и деньги. Понятно, что различные условия последующего функционирования государства и денег наложили определенный отпечаток на восприятие данных социальное институтов, базовый смысл которых часто сознательно затуманивался, представлялся в извращенном свете, далеко не всегда и не всеми осознавался и осознается.
Вместе с тем социальную основу государственной власти и права невозможно понять, если не рассматривать ее как производную от необходимо возникающих в человеческом обществе кредитных отношений между людьми[13].
Возвращаясь с учетом сказанного к проблеме нахождения адекватного в современных условиях определения гражданского общества, то прежде всего необходимо подчеркнуть, что это форма горизонтальной интеграции человеческого сообщества, позволяющая обеспечивать раскрытие способностей и реализацию постоянно изменяющихся потребностей его участников с помощью инструментов взаимного признания и реализации прав и обязанностей друг друга. Эти права возникают в процессе кредитных отношений и реализуются путем обмена результатами общественно-полезной деятельности. Иными словами, исходной характеристикой гражданского общества должно считаться наличие относительно самостоятельных субъектов, объединенных использованием единых инструментов фиксации своих прав и обязанностей при взаимодействии друг с другом. Далее, речь должна идти о таком объединении, которое предполагает возможность структурирования индивидами универсальной и естественной системы своих прав и обязанностей, а также инструментов и форм координации своей социально-экономической деятельности, причем относительно независимо от наличия тех или иных правовых норм, установленных государственной властью.
Что касается политического общества, то его можно определить как взаимодействие организованных представителей гражданского общества в деле защиты, изменения или закрепления системы прав и обязанностей в юридически значимой форме, то есть в виде конкретных законодательных норм, предполагающих возможность их силовою «подкрепления» с помощью государственной власти. Однако важно учитывать, что эта система прав и обязанностей оказывается адекватной потребностям гражданского общества только тогда и до тех пор, пока она способствует естественному расширению кредитных отношений. Только в этом случае обеспечиваются условия для раскрытия возможностей и способностей индивидов, что проявляется в расширении свободы их творчества, углублении разделения труда и одновременно в укреплении социальной интеграции, уровня социальной взаимозависимости и социального партнерства.
Из этого следует, что любая оценка условий и перспектив развития общества невозможна без анализа состояния, характера и возможностей реализации существующих денежно-кредитных отношений (которые следует оценивать как важнейший институт и метафизическую основу гражданского общества), которые сопровождали исторический процесс формирования системы государственной власти. При этом необходимо подчеркнуть, что отличительное внутреннее свойство денег заключается в том, что они могут эффективно функционировать только в обществе, где действуют свободные экономические субъекты, которые добровольно (а не по принуждению власти или насилия) вступают друг с другом в кредитные отношения, согласовывают свои интересы, права и обязанности. При возникновении принудительного производства и обмена результатами человеческой деятельности, осуществляемого под эгидой власти и посредством насилия, деньги обесцениваются и перестают функционировать. Поэтому деньги как основной механизм горизонтальной взаимосвязи членов гражданского общества и государство как политическая организация со своей властной вертикалью в определенном смысле являются и должны быть антагонистами. В то же время их самостоятельное существование (одновременно и взаимодополняющее, и ограничивающее возможные злоупотребления друг друга) можно считать залогом социально-экономического развития и общественной стабильности.
Проблема в том, что представители государства, обладая монопольным правом на насилие, т. е. на организацию отношений, которые никак нельзя отнести к сфере добровольных и равноправных, склонны пренебрегать своей ответственностью перед обществом и злоупотреблять своими правами. В этом случае власть старается монополизировать денежную эмиссию и подчинить себе сферу денежно-кредитных отношений как основу существования независимых от власти прав и свобод граждан. Аналогичным образом и те, кто добился своих прав, зафиксированных с помощью денег, в процессе конкурентной борьбы в рамках рыночных отношений, могут оказаться заинтересованными в сохранении своих позиций за счет устранения этих рыночных отношений с помощью насилия, в получении монопольных прав и привилегий. Если и те, и другие заходят в этом своем порыве слишком далеко, то уничтожается сама основа для функционирования денег добровольные, равноправные отношения между независимыми социальными субъектами, как и относительная независимость (свобода) членов общества от государства. Когда денежная власть оказывается в тех же руках, что и политическая, она перестает служить противовесом различным злоупотреблениям правом. Результатом является задавленное гражданское общество и возникновение тоталитарного государства.
Условием стабильного социального развития является решение концептуальной проблемы формирования и поддержания такого социального устройства, которое обеспечивает соответствие прав и обязанностей участников кредитных отношений, а также противодействует различным формам монополизации права и злоупотребления им. Для решения указанной проблемы важно обеспечить необходимый уровень разделения политической и денежной властей. Это предполагает коренную перестройку методов и целей денежной политики, наших представлений о роли Центрального банка и функциях коммерческих банков, банковской системы в целом.
Если более конкретно говорить об условиях и перспективах выхода России из современной кризисной ситуации, то ключевым фактором локализации и недопущения полномасштабного распространения негативных социально-экономических последствий финансового кризиса является предотвращение цепной реакции потери оборотных денежных средств предприятиями реального сектора экономики и сбережений граждан, к чему приводит неплатежеспособность банков и финансовых институтов. Поэтому от Банка России требуется принятие действенных мер, направленных на повышение доверия и обеспечение стабильности функционирования банковской системы. Имеется в виду не существующая практика разовых кредитных вливаний для поддержания «приближенных» банковских и финансовых структур, а создание условий, обеспечивающих для всех коммерческих банков реальную возможность получения краткосрочных кредитов ЦБ РФ в случае недостатка средств, необходимых для осуществления расчетов и платежей предприятий реального сектора экономики.
При этом необходимо осознавать, что основная задача коммерческих банков заключается не в перераспределении временно свободных денежных средств, а в формировании полноценной денежной массы и денежной эмиссии, осуществляемой в процессе кредитования реального сектора экономики. Эта кредитная эмиссия коммерческих банков должна поддерживаться Центральным банком посредством механизма рефинансирования, направленного на предоставление банкам краткосрочных кредитов, необходимых для осуществления расчетов и платежей клиентов. Смысл такого рефинансирования состоит в том, что активную роль Банк России играет не в процессе предоставления кредитов коммерческим банкам (эти кредиты в основном должны предоставляться им в автоматическом режиме), а при осуществлении контроля над качеством кредитной политики банков, обеспечивая принятие своевременных мер, направленных на оздоровление проблемных банков.
В принципиальном изменении нуждается и общий подход к организации системы страхования депозитов в коммерческих банках. Заметим, что с точки зрения социальной защищенности населения требуется обеспечение большей сохранности не только денежных сбережений граждан, но и снижение риска внезапной потери работы или невыплаты зарплаты, связанного с утратой предприятиями и организациями оборотных денежных средств по причине неплатежеспособности банков. Из этого вытекает, что страховое покрытие должно распространяться не только на вклады граждан в банках, но и на средства на расчетных счетах предприятий реального сектора экономики, для которых эти средства фактически являются единственной законной формой существования денег. Размеры страхового возмещения должны покрывать все текущие обязательства банков (за минусом процентов) перед предприятиями реального сектора экономики, а сроки их выплаты сокращены до минимума (одного-двух дней).
До внесения соответствующих изменений в законодательство от Банка России в случае банкротства банков требуется принятие неотложных мер, направленных на ограничение возможных потерь для предприятий реального сектора экономики и граждан. При банкротстве банка указанные потери должны быть ограничены кругом лиц из числа собственников (участников) банков, их руководителей, а также всех тех, кто рассчитывал использовать банк в качестве дополнительного средства извлечения дохода. При этом банкротство и ликвидация банка как юридического лица (созданного учредителями для извлечения прибили) должны сопровождаться мерами, направленными на сохранение банка как социально значимого института, обеспечивающего условия существования и функционирования современной формы денег. В противном случае перспективы развития российского общества и политической ситуации в государстве вызывают серьезные опасения, включая риск очередного падения общества в пропасть тоталитаризма с последующим распадом государства.